Воображать легче, чем работать: вот происхождение социализма (по крайней мере, ленивого русского социализма).
Все женские учебные заведения готовят: в удачном случае монахинь, в неудачном — проституток. «Жена» и «мать» в голову не приходят.
Вселенная есть шествование. И когда замолкнут шаги — мир кончится. И теперь уже молчание есть вечерняя заря мира.
Жалость — в маленьком. Вот почему я люблю маленькое.
И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете.
Как увядающие цветы люди. Осень — и ничего нет. Как страшно это «нет». Как страшна осень.
Как я отношусь к молодому поколению? Никак. Не думаю. Думаю только изредка. Но всегда мне его жаль. Сироты.
Кто не знал горя, не знает и религии.
Любовь есть боль. Кто не болит (о другом), тот и не любит (другого).
Люди, которые никуда не торопятся, — это и есть Божьи люди. Люди, которые не задаются никакой целью, — тоже Божьи люди.
Мир живет великими заворожениями. Мир вообще ворожба. И «круги» истории, и эпициклы планет.
Может быть, народ наш и плох, но он — наш народ, и это решает все.
Может быть, я расхожусь не с человеком, а только с литературой? Разойтись с человеком страшно. С литературой — ничего особенного.
Мы гибнем сами, осуждая духовенство. Без духовенства — погиб народ. Духовенство блюдет его душу.
Мы рождаемся для любви. И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете.
Общество, окружающие убавляют душу, а не прибавляют. «Прибавляет» только теснейшая и редкая симпатия, «душа в душу» и «один ум». Таковых находишь одну-две за всю жизнь. В них душа расцветает. И ищи ее. А толпы бегай или осторожно обходи ее.
Писательство есть рок. Писательство есть фатум. Писательство есть несчастие.
Порок живописен, а добродетель так тускла. Что же все это за ужасы?!
Социализм пройдет как дисгармония. Всякая дисгармония пройдет. А социализм — буря, дождь, ветер.
Стиль есть душа вещей.
