Я буду сражаться за Человека. Против его врагов. Но также и против самого себя.
Я верю в жизнь, которая непрестанно отсекает отмершие органы и, возрождая материю, заживляет раны, верю в жизнь, которая, невзирая ни на что, среди разложения и смерти стремится к всеобщему здоровью и к непрерывному обновлению.
Я верю, что ничто не проходит бесследно и что каждый малейший шаг имеет значение для настоящей и будущей жизни.
Я вовсе не хочу знать, что говорят обо мне за моей спиной, — я и без того о себе достаточно высокого мнения.
Я вовсе не хочу, чтобы из меня вышло что-нибудь особенное, чтобы я создал великое, а мне просто хочется жить, мечтать, надеяться, всюду поспевать. Жизнь <...> коротка, и надо прожить ее лучше.
Я всегда предпочитал безрассудство страстей мудрости бесстрастия.
Я всегда следовал правилу: не беги, если можешь стоять; не стой, если можешь сидеть; не сиди, если можешь лежать.
Я всегда старался не раздражаться и уступать в ссоре, чем и достигал умиротворения, а потом уже в спокойном состоянии дело улаживалось само собой. Почти всегда приходится жалеть, что ссора не была прекращена в начале.
Я говорю правду постольку, поскольку осмеливаюсь ее говорить; чем старше я становлюсь, осмеливаюсь делать это все реже.
Я готов к встрече с Творцом. Другое дело, готов ли Творец к такому тяжкому испытанию, как встреча со мной.
Я думаю, что хуже, чем жестокость сердца, может быть лишь одно качество — мягкость мозгов.
Я желаю тебе добра, потому и браню тебя — так всегда узнаются истинные друзья!
Я замечал, что супруги, составляющие плохую пару, самые мстительные: они готовы мстить всему миру за то, что уже не могут расстаться.
Я знавал одного мудрого человека, который при виде чрезмерной неспешности любил говорить: «Повременим, чтобы скорее кончить».
Я знатен — и люди чтут меня. Но то, что они чтут, — это высокая шапка и широкий пояс. Я унижен — и люди презирают меня. Но то, что они презирают, — это холщовый халат и соломенные сандалии. Но ведь в действительности люди меня не чтут — чему же мне радоваться? Они в действительности меня не презирают — чему же мне огорчаться?
Я знаю в жизни только два действительных несчастья: угрызения совести и болезнь.
Я знаю немного, но то, что знаю, — знаю в совершенстве.
Я знаю только то, что ничего не знаю.
Я знаю, что я подвержен погрешностям и часто ошибаюсь, и не буду на того сердиться, кто захочет меня в таких случаях остерегать и показывать мне мои ошибки.
Я и не претендую на постижение вселенной — она во много раз больше, чем я.
