Мы должны сохранить многие звенья, соединяющие нас с прошлым, но мы должны также вырваться из плена традиций повсюду, где они препятствуют нашему движению вперед.
Мы должны сохранить память не об одних только деяниях людей, но и об их словах. Настоящее хранилище этих слов, этих сказаний — это сборник речей, посланий и изречений.
Мы должны стремиться не к тому, чтобы нас всякий понимал, а к тому, чтобы нас нельзя было не понять.
Мы дышим полной грудью лишь тогда, когда связаны с нашими братьями и есть у нас общая цель; и мы знаем по опыту: любить — это не значит смотреть друг на друга, любить — значит вместе смотреть в одном направлении.
Мы жаждем истины, а находим в себе лишь неуверенность. Мы ищем счастья, а находим лишь горести и смерть. Мы не можем не желать истины и счастья, но не способны ни к твердому знанию, ни к счастью. Это желание оставлено в нашей душе не только чтобы покарать нас, но и чтобы всечасно напоминать о том, с каких высот мы упали.
Мы жалеем больше тех, которые не ищут нашего сострадания.
Мы живем в этом мире, если любим его.
Мы живем, потому что Надежда обращается к Памяти, и обе нам лгут.
Мы когда любим, то не перестаем задавать себе вопросы: честно это или нечестно, умно или глупо, к чему поведет эта любовь и так далее. Хорошо это или нет, я не знаю, но что это мешает, не удовлетворяет, раздражает — это я знаю.
Мы легко забываем свои ошибки, когда они известны лишь нам одним.
Мы лишь прах и тень.
Мы лишь тогда ощущаем прелесть родной речи, когда слышим ее под чужими небесами!
Мы любим иногда, не ведая о том, а часто бред пустой любовью мы зовем.
Мы любим людей за то добро, которое мы им сделали, и не любим за то зло, которое мы им делали.
Мы любим того, о ком заботимся.
Мы менее стараемся быть счастливыми, чем казаться такими.
Мы можем все сделать наилучшим образом, все понять, а затем всем овладеть. Но мы никогда не сможем отыскать или создать ту силу любви, которую отняли у нас безвозвратно.
Мы молимся о милосердии, и эта молитва должна научить нас с почтением относиться к милосердным поступкам.
Мы на многое не отваживаемся не потому, что оно трудно; оно трудно именно потому, что мы на него не отваживаемся.
Мы называем их дикарями потому, что их нравы отличаются от наших, которые мы считаем верхом учтивости; они думают то же самое о своих нравах.
